Глава третья
***
Изумрудные травы лежат на тебе. По ним ползают волшебники изумрудных городов. Огненные неповторимые закаты садятся на тебя, как диковинные жар-птицы. Цветные, как сны, цветы украшают тебя. Млечное молоко туманов, манящих, ускользающих, гуляет по тебе. И русые волосы сена, пахучего, скошенного, скирды сена, как купола без крестов… Эх Рассея, моя Рассея… рассеянная как чудак, как свет, как семя Израилево… Русь русая… Россия… Роса.
лето 1998 года
***
Мачта мечты уходит в небо, протыкает облака и щекочет пятки плачущего Бога.
И Бог смеётся.
лето 1998 года
***
Золушка была колдуньей. Каждую ночь она превращалась в Принцессу.
А под утро, выпустив его через чёрный ход, вымотанная, с синяками вокруг глаз, шла работать и снова становилась Золушкой.
лето 1998 года
Нос
Нос есть самая главная часть, самый главный член.
У смерти и сна нет члена и того, над чем иудеянки совершают микву, потому что они бесполы. Но у смерти и сна есть нос. И только по его очертанию можно отличить одно от другого.
Перечти у строптивого Гога одноименную повесть его. Она прольёт щепотку света на рассматриваемый вопрос.
Знай, что Ван Гог хотел отрезать себе именно нос, но, находясь в помешательстве, не сориентировался и отрезал ухо. Арии отличались от иных недочеловеков большими носами, они росли у них из середины лба. Обряд обрезания они производили над носом, край которого надрезали. Русские богатыри защищали шлемом в первую очередь нос, в отличии от наивных тевтонцев, защищавших всё лицо. Одна из самых позорных пыток – разрывание ноздрей. Носом первый человек вдохнул Дух Божий. Носом мы вдыхаем во сне яд и аромат сновидений. Есть человек, который отмечен высшими покровителями тем, что имеет мягкий кончик носа, так как в нём нет хряща.
Нос первый будет оповещён о смерти. Носом вдохнёшь смерть и выдохнешь дух.
Пойми всё это и во век останешься с носом.
лето 1998 года
***
Нас пишут судьбы по своим стандартам
И излагают в форме непонятной;
Мы следуем начертанной дорогой,
Нас отправляют дальше по этапу.
лето 1998 год
***
Жил-был человек. Как река, тёк, тёк… да весь вытек.
лето 1998 года
***
Смерть – это моргание глаз на лице времени; миг между жизнью и жизнью.
12 мая 2000 года
***
Негатив лица, отпечаток ноги – стопочка… застывшая слеза, разорванные одежды, кусочек лодки… дома, на которые ты смотрел, камни, на которых сидел… слова, опустившиеся в раковины книг… Мы можем собрать тебя по частям. Слепить из пластилина и поставить под стекло, нарисовать гуашью на листе ватмана или яйцом на доске. Ты теперь наш. Из мяса и крови, без воздуха и земли, над водой с огнём неба, с босыми ногами на самой бедной лодке в очень большом озере… Твоим именем мы можем любить и ненавидеть, сдвигать горы и сомневаться во всём, прозябать в коростах на паперти или в лесу на камне тысячу и один день и идти к славе, убивать евреев и презирать гоев… Твоим именем мы можем теперь всё. И я не знаю плохо это или хорошо.
15 мая 2000 года
***
Уважение к возрасту приходит с возрастом.
19 мая 2000 года
***
Он поставил прозрачный, как воздух, голубоватый стакан с водой на узор простыни, на синий цветок, и получилось так, будто этот цветок плавает на дне стакана.
21 мая 2000 года
***
Уважение – у-важен-ие – важен – ты важен для меня, мне важно, что происходит у тебя в душе, о чём ты думаешь, что ты за человек.
24 мая 2000 года
***
Если рассказ ещё нравится и волнует, то он пока вещь в тебе и неготов. Когда рассказ надоест, и станет непонятно, хорош он или нет, значит, он готов. Он уже вне тебя.
24 мая 2000 года
***
Господи, Ты всё думаешь, что мы сильные. А мы слабые. Мы очень слабые. Мы ничего не можем. Я так устал и измучился. Я не выдерживаю тока Твоей любви. Ты испытываешь меня, как хорошую сталь. Но я плохая сталь и я устал от жара Твоей любви. Хватит… Отпусти меня, я не пригожусь Тебе, я ни на что негоден. Даже в малом я ненадёжен, в простом не могу разобраться. Истреби меня от лица Твоего, Господи. Прогони и не вспоминай про меня больше, ибо Твоё воспоминание очень больно. Засыпь меня снегом.
май 2000 года
***
Господь услышал мои молитвы и засыпал меня снегом. Я лежу под тёплым холодным покрывалом и вспоминаю. И воспоминания мои чисты, как это покрывало.
У тебя так много лиц, как у какого-нибудь древнего индусского божка, и я все их помню.
Я помню твои нерешительные и неумелые письма.
Помню индейские скулы и зелёную тушь.
Твои вульгарные движения и маленькое кошачье тело, от которого било током.
Помню твой удивлённый и гордый взгляд, твою маленькую фигуру с острыми коленками, бредущую по берегу большого чистого озера где-то на юге Казахстана. Я хочу поехать с тобой на то озеро, про которое ты мне рассказывала…
Помню, как мы гуляли по Ордынке, в сторону еврейского посольства. Я взял пива, а ты отказалась. Было начало июня. Лето Господне… Если бы я мог, я проповедовал бы его. Только его. И твои большие детско-женские глаза.
май 2000 года
***
Надпись на сне: тебя ждёт встреча с самим собой.
1997 год
***
Эта история о том, как синица выросла, выпорхнула из рук и, превратившись в журавля, улетела в небо.
2 июня 2000 года
***
Я видел, как религия убивает.
2 июня 2000 года
Не спеши
Не спеши… – вот твой шёпот. Но я всегда спешил. Я спешил в еде, в работе, в любви… Я теребил время и подгонял события. Я знал, что жизнь такая короткая штука, что она проходит мимо, а иногда далече и что иных уж нет. Я спешил и не унимался. А ты терпела и ждала. Ты много терпела и много ждала. Ты всё вытерпела, но не дождалась.
И тогда – в тишине – я увидел на своём столе твоего бумажного жёлтого голубя на коричневой, давно иссохшей, ветке – твой подарок. Давным-давно ты молча протянула его, сказав: вы мне очень нравитесь, продолжайте за мной ухаживать, но не ждите быстрой победы, не спешите, но и не отчаивайтесь, этот подарок, этот голубь из жёлтой бумаги – залог вашего успеха… Я тоже молча взял его из твоих шестнадцатилетних рук, сказав… Не помню что – я очень спешил.
И вот ты не дождалась, а я сижу за столом и тупо смотрю на жёлтого голубя, которому сейчас столько же, сколько тебе тогда.
Ты не дождалась, а я остался и перестал спешить.
1998 год
***
Всё разрешится. Будет то, что будет. Лунной ночью, плывя по течению самой тёплой реки, плыви и тебя вынесет туда, где всё разрешится, всё сбудется.
3 июня 2000 года
***
Трудно тебе идти против Бога.
3 июня 2000 года
***
Всю жизнь мужчина видит один и тот же сон, переживает в нём одно и то же чувство, встречается с одной и той же личностью, которая на протяжении всей жизни меняет тела, имена и лица.
21 июня 2000 года
***
Должно же, наконец, что-то произойти. Эта ситуация должна как-то разрешиться, так больше нельзя, невыносимо. Разрешится… Обязательно разрешится… Господи, разреши её… Реши.
Разреши.
21 июня 2000 года
***
Такие самодостаточные люди… Никто им и ничто не нужно, и они всё знают.
28 июня 2000 года
***
Не пытайся быть добрее Бога. Во-первых, не думаю, что у тебя это получится, а во-вторых, вряд ли, это нам поможет.
1 июля 2000 года
***
Иллюзорность времени. Будущее то же прошлое. Нас отделяет лишь незнание.
Иллюзорность пространства. Далеко – это то же близко, и чем дальше, тем ближе, особенно если возвращаешься.
Иллюзорность меня. Я не тот, кем кажусь, и не такой, как о себе думаю.
Иллюзорность мира. Мы спим и видим сны, или нас видят во сне, или мы вспоминаем, или нас вспоминают… тени настоящих людей танцующих у костра…
Иллюзорность тебя. Ты приходишь, когда захочешь, и когда я тебя уже не жду. Ты всегда уходишь. Даже когда появляешься. Даже когда ты со мной. Ты всегда уходишь. И весь мир рушится: время останавливается и вязнет, пространство, полное ран, уплывает и проваливается, а я изменяюсь и исчезаю,
таю…
5 июля 2000 года
***
Я был совершенно счастлив. Я не знал, что произойдёт уже так скоро и превратит моё счастье в горе.
Но и теперь и тогда я понимал, что не могу поступить иначе.
5 июля 2000 года
***
Я ощущал, как становлюсь счастливым человеком, превращаюсь в него. Тело начинало вибрировать и поёживаться, будто в прохладной комнате чьи-то руки укутали меня в тёплый мягкий плед.
Я почувствовал руку помощи, протянутую мне Таинственным Покровителем, и исполнился благодарностью.
5 июля 2000 года
***
Однажды я написал, что всё начинается и происходит за доли секунды, когда наши глаза первый раз касаются друг друга, мы смотрим в эти зеркала и ищем себя, не своё отражение, а ту другую, потерянную или оторванную, часть себя, своё счастье, которое зачастую приносит боль, иногда сладостную, иногда невыносимую.
На этот раз всё началось с некоторым отличием. Я смотрел в её глаза и улетал, и таял, и приручался, и захлёбывался, и тонул, и утопал, как в листве, подсвеченной фонарём… Она же моих глаз в тот вечер не видела. Да и не могла видеть.
6 июля 2000 года
***
Когда-то мы выбираем, не быть несчастным или быть художником.
7 июля 2000 года
***
Я благодарен: Ты – была…
Ты – есть;
И для кого-то – будешь.
7 июля 2000 года
***
Телевидение – это апофеоз безличности и отупения. Пародия на нирвану. Мы утопаем в этом ящике со стеклянным входом, растворяемся и исчезаем в этом безумном аквариуме, как герой Кортасара смотревший на аксолотлей и, в конце концов, превратившийся в них. Более трёх капель в день разъедает наш ум, как кислота, как время (прости, Моррисон), превращая его “в зелёную жижу ленинских мозгов” (прости, Набоков). Телевидение – это яд. Это я.
лето 1998 года
Прощальная
Прощальная… Рюмка, песня?.. Слово?..
Пора уходить. Пора прощаться. Унылая пора.
Он её любил, она его… А потом взял и ушёл, сказав только жалкое: прости, если сможешь.
К дальним берегам, чужим странам, пустынями морей, морями пустынь, мачтой увенчанный… разлукой повенчанный…
Зачем, возлюбленный мой?.. Так откуда ж я знаю?!. ДА К БАБАМ ДРУГИМ ТЫ УХОДИШЬ, К БАБАМ!.. Может, и к бабам… я, правда, не знаю…
Пора уходить. И больше ничего, ни слова, ни намёка, ни поцелуя. Он, наверное, и на самом деле не знает «зачем?». Позвало что-то, он послушал и пошёл. Всегда слушал.
О единственном утешении умолчал мудрый и рассудительный Галилей – земля круглая. Будет идти – вернётся. Даже вода возвращается, с земли на небо, с неба на землю. Всё пройдёт и вернётся. Круг. Кольцо царя Соломона – и это пройдёт, и то… Колесо сансары… Маятник великих часов, как маяк, вспыхнул и погас. И опять вспыхнул. Воскресение. Качели мира… Кач-кач-кач, ба-ю-бай, за-сы-пай… Туда, сюда, обратно… О Боже…
Прости, если сможешь.
29 июля 1998 года
***
А вы видели, как течёт река?..
Андре Моруа
Господа, я заявляю, что дурачить людей ничего не стоит! В подтверждение моих слов, предлагаю Вам посмотреть вокруг – какое, во истину, дивное количество дураков слывёт тонкими и умными людьми! А всё весьма просто и легко.
Правило первое и старое, как глупость, – нужно ценить своё слово и говорить мало. Так сказать, молчи – за умного сойдёшь!
Правило второе – когда что-либо рассказывают тебе, слушай со вниманием и задумчиво, но спокойно, без малейшего удивления и волнения. Рассказ закончился, и задай какой-нибудь простой, но совершенно неожиданный вопрос, например, сколько раз в тот день писала? Ага… А какала?.. Сколько?.. А-а, понятно… И головой слегка покачивать надо, мол, знаю откуда ветер дует…
Правило третье – если что спросят тебя, можешь вообще ничего не отвечать, а только улыбнуться и всё. Задумчиво улыбнуться, с чуть-чуть прищуренными ленинскими глазками. Или скажи какую-нибудь банальную благоглупость, например: и сосна дерево и берёза – тоже дерево… но сосна не берёза, а берёза не сосна… а есть ещё дуб, так тот бывает по триста лет живёт… Опять же со смыслом скажи, глубокомысленно, но просто.
Главный закон ещё Фёдор Михалыч открыл: мы им только краешек правды покажем, но так, что б уж они уверены были, что всю правду знаем. И даже больше.
Вот так-то, ха!
лето 1998 года
***
Я всё думал какой финал у этой истории и не мог ничего придумать. Тогда я позвонил ей и спросил про финал. И она объяснила, что начало истории и есть её финал. У неё нет продолжения.
7 июля 2000 года
***
Если обогнать время, если прервать его мерное течение, повернуть вспять, нарушить последовательность, выпить… Вот задача. Пойди туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что, и обгони то, чего нет…
Так что же всё-таки произойдёт, если обогнать время, спрашиваем мы опять и опять не находим ответа. Но что-то обязательно произойдёт. Просто не может не произойти.
лето 1998 года
Деревенская зарисовка
Кучка ковбоев сидит за кухонным столом и пьёт кофе с коньяком. День краснеет от нависшего на него заката. Изумрудные мухи кружат кружева полёта: убей меня, ну убей меня… нет меня, нет меня… не убьёшь, не убьёшь…
Взмах скрученных газет… и муха закорчилась на хлебной доске, вывалив наружу кишки и прошептав: спасибо, Джо…
– Отличный удар, Джо, за ужином получишь лишний пирожок с капустой, – говорит доброгрудая Кэт.
Джо улыбается всеми зубами.
Поль, дремавший на тахте, приоткрывает глаза и долго смотрит на корчившуюся муху. Муха застывает. Поль, не говоря ни слова, уходит пасти коров.
лето 1998 года
***
Мне приснились многия воды многих рек. И в них многия рыбы. Я плавал в водах рек, ловил рыб руками и опять отпускал в воды
лето 1998 года
***
Я смотрел в её слёзы и тонул. Я не знал, что делать. Сердце сдавливалось и немело. Слова застревали в горле. Все слова казались такими жестокими. Все, кроме… Но я не мог этого сказать, не мог! Это означало отказаться от того, что так манило и притягивало, что наконец-то забрезжило в моей тусклой жизни, от того, что я так долго искал. Господи!..
А Бог молчал и слушал, что я скажу.
22 июля 2000 года
***
Как ужасно осознавать, что ты (ты! именно ты, маленький, хороший и любимый) причиняешь боль. Умножаешь боль мира, не в силах поступить иначе. Ей нужно так мало, всего ничего. Но иногда мало превращается в много, как рука в воде или сне. И ты не в силах даже пошевелить ей, не то что протянуть. Не в силах, потому что ты спишь. Всё это сон, дурацкий и страшный. Ты спишь и во сне делаешь больно самым близким людям, умножаешь сонную боль мира. Сейчас уже конец фрагмента, и ты ждёшь от меня ответа, выхода. Конечно, я могу сказать тебе, что надо просто проснуться. Но, на самом деле, я не знаю ни ответа, ни выхода. Если бы знал, то не сидел здесь, не писал бы этот фрагмент и не делал ей больно.
22 июля 2000 года
***
Дети выходят из нас… приходят и уходят… проходят по нам… А мы остаёмся. Мы остаёмся в нашем доме на краю вечности. Ты и я. Мы… Дни становятся размеренней, дни вечереют и умиляются, удлиняются, как в детстве, мерно тикают часы, чай уже на столе, дымится, окна выходят на запад, в поле, поле заканчивается лесом, а в лесу река, Матесума спрятал в дупле лодку, плыть по ней нежно и бережно, всё забывается и блекнет, нет… нет… нет… лесное эхо и птицы над лесом, река цвета неба, для кого добрая, для кого злая, быть… за-быть… за бытием другой берег, от которого отплывают ангелы, чтобы пройти сквозь тёмные коридоры к свету.
4 августа 2000 года
***
Две женщины в моей жизни… И обеих я любил. Одна говорила: выбирай. А другая ничего не говорила. Просто любила и всё. Как ты думаешь, с кем я остался?
6 августа 2000 года
***
Огонь жизни медленно тает, затухает на ветру, угли тлеют зловещими глазами… Вода завораживает. Она завораживает даже больше огня. Она затягивает и уносит… Земля притягивает, забирает, медленно съедает и переваривает… Воздух прощает. Веет, где хочет, и отпускает. Угли вспыхивают и возгораются новыми неведомыми языками.
6 августа 2000 года
***
Всё будет хорошо, возлюбленный мой. Я с тобой, что бы ты ни делал. Куда бы ты ни ушёл, ты не уйдёшь далеко от меня. Я притаился в тайниках твоего сердца, я превратился в тебя. Я стал тобой и устал вместе с тобой, чтобы быть с тобой. Я люблю тебя.
8 августа 2000 года
***
Я нарушил твои заповеди, и это не принесло мне счастья.
Я сижу на чердаке этого проклятого дома и жду, когда они придут. Они не спешат, мне некуда бежать. Я сижу и жду их. Ожидание подобно смерти. Долгое и тягучее, как переливание вязкой воды из стакана в стакан. Ожидание – надежда жидов на приход Мессии.
Я открываю окно чердака и прыгаю вниз. Тогда они появляются из-за угла и приходят.
11 августа 2000 года
***
Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, что бы ни говорил и ни думал, Я с тобой, – говорит Господь, – потому что Я люблю тебя.
12 августа 2000 года
***
Вначале это поиски красоты и вычурности. Затем – краткости и выразительности.
12 августа 2000 года
***
Где-то у индусов есть описание земли, как одного из кругов ада. Я почти всю жизнь прожил с таким ощущением. И только сейчас, на границе двух миров, понял, что это круг рая.
14 августа 2000 года
***
На этом наша история оканчивается. Местами она была увлекательна и поучительна, местами неожиданна и красива. Печальный финал её выбран самим героем, и мы не в силах что-либо изменить или сгладить. Оставим нашего героя среди его размышлений. Быть может, мы с ним ещё встретимся на полях иных сражений.
19 августа 2000 года
***
Я жду твоего звонка. За окном моросит дождь. Август. В подводной лодке все отсеки затоплены. Ты не звонишь. Я уже начинаю к этому привыкать. Вначале ты даёшь надежду. А потом снова пропадаешь. В этом есть своя логика. Довольно грустная. Во всяком случае, для меня. Цветы, купленные тебе ещё вчера, глупо стоят на кухне и чего-то ждут. Багровеют и потихоньку разлагаются. Также я купил свечи и погладил свою любимую красную рубашку. Должно быть как можно больше красного цвета, как можно больше огня. Говорят, это пробуждает нашу самую древнюю память. И тогда море исчезнувших времён (прости, Маркес) отдаёт своих утопленников, и происходят маленькие чудеса. Может, ты вспомнишь, как ждала меня в пещере и не знала, вернусь ли я. Не потому что ушёл к другой, а потому что погиб, как герой на войне. Или это была не ты?..
Вчера в одном фильме были стихи Поля – то ли Верлена, то ли Элюара:
«Я вижу тебя и теряю. Мне больно…
Солнце упало в холодную воду».
Не видать мне тебя, как своих ушей!
Но свои уши я могу увидеть в зеркале. И тебя тоже.
21 августа 2000 года
***
Мы начинаем видеть, когда перестаём бояться.
21 августа 2000 года
***
Мы сидели под майским деревом по середине долгого луга. На дереве развевались и трепыхали разноцветные ленты. Моя красная. Ветер играл пустыми склянками.
Я задумал о своём уме…
Ум явился чёрной взбесившейся кошкой. Она металась, подпрыгивала и кусала воздух. Я не знал, что делать. И тогда я прижал её к груди. Она замерла… и успокоилась.
Потом начала ластица, и стало хорошо. Она раздвигала мои одежды и лизала грудь своим тёплым шершавым языком, иногда слегка покусывая сосок. Я расслабился и закрыл глаза, и тогда она откусила мой сосок и начала есть мою грудь.
Эта сука съела мне сердце!
Больно не было. Напротив, вместе с кусками мяса уходила моя боль и печаль. Я падал в сладкий щемящий дурман. Меня заволакивала красная пелена…
Но в самый последний момент, за один миг, прежде, чем она полностью поглотила меня, прежде, чем полностью отдаться течению этой самой безмятежной реки, прежде, чем полностью провалиться в её пустоту… Прежде. Я отбросил её, сильно швырнув о землю. Она разлетелась на множество чёрных осколков, один из которых порезал мне бровь. Кровь стекала вниз по лицу, окрашивая всё в розовый цвет…
Я стоял около майского дерева, засунув руки в карманы белых парусиновых брюк, и смотрел, улыбаясь и сощурившись, на солнце.
весна 2000 года
***
Как всегда «вдруг», как всегда «из-под тишка», «запрещённым ударом в пах», в жизнь ворвалось явление, инородное тело, гибрид и сука, о котором ничего неизвестно и которому дали непонятное, ни сколь не объясняющее и не утешающее имя –
смерть.
1998 год
***
Сколько же людей заблудилось в своих и чужих снах? Целая тьма, и имя им легион, потому что их много. И велик тот, кто проснётся. И наречётся он Пробуждённым, и пройдёт по долине снов, и заберёт уснувших, и разбудит их.
27 июля 1999 года
Спасение
Рано утром Пастух сделал из земли глину и слепил стадо. И повёл его через чёрные леса и опасные овраги на плодоносную долину к яблоневому саду на берегу Янтарного моря. И были при Пастухе верные псы, и охраняли они стадо от хищных волков и лис в овечьей шкуре, от страшных лесных духов и ласковых змей.
…………………………………………………………………………………………………………………………………
…Через семь дней и семь ночей ранним утром дня восьмого пришли они на плодоносную долину к яблоневому саду на берегу Янтарного моря. И было там весьма хорошо, обильно и привольно. И устроили пир и веселились.
3 августа 1999 года
***
Два друга учились в литературном институте на одном курсе. Пили всё, что попадалось под руку, читали ночами на кухнях вслух Набокова и Мандельштама, любили женщин, женщины любили их… Ну и писали они, конечно же, только о любви. И очень завидовали написавшему: «Ночью ко мне пришли промокшие китайские императоры и стали рисовать иероглифы, похожие на ресницы моей любимой»…
Помню, ходившую в институте по рукам, их туманную повесть «То, чего с нами никогда не было». О её больших ресницах, о пряди каштановых волос, спадающих по щеке, о трепете в груди, как в первый раз, посещавшем героя, когда он её касался, о набухающем, как проявляющаяся фотография, соске на её маленькой груди, о прикрытых глазах и о тихом, как облако, стоне, когда они становились одним целым…
Много лет я ничего о них не слышал и однажды встретил в метро. Они мало изменились, хотя мне казалось, что должны были сильно. Мы проболтали три остановки, и я с дрожью в голосе многозначительно спросил: ну как вы? Вопрос, который был бы понятен и без слов. Они пожали плечами. Серёга вдруг засмеялся и сунул мне в карман книжку. Я полез за ней, но он меня удержал: оттяни удовольствие, старичок! Я предложил вылезти из подземки и выпить. Они извинились, сказали, что очень спешат по-важному делу и обещали обязательно позвонить.
Двери захлопнулись, поезд начал набирать скорость… На обложке зелёными буквами стояло название:
“ГОРЯЧИЕ ФИНСКИЕ ПАРНИ СНОВА В МОСКВЕ”.
Я раскрыл где-то в середине:
«Он загнул её раком и сильным толчком вставил по самые помидоры свой огромный болт в её увесистый зад. Она застонала от боли и наслаждения».
1999 год
***
Я хочу рассказать тебе древнеиндийскую легенду о Севаре и Смерти. Возлюбленная героя далёких времён Севара умерла, родив ему сына. И познал тогда Севар, сколько горя людям от Смерти. И отправился на её поиски. Он обошёл всю землю, совершил множество подвигов и везде находил её следы, но самой Смерти так и не нашёл. На тринадцатый год скитаний ему явился некто с закрытым паутиной лицом, обвешенный мёртвыми рыбами, и повёл его сквозь зеркало по огненному лабиринту. В его середине, на далёком острове во глубине стеклянного моря, Севар нашёл Смерть. Он выхватил меч и разрубил Смерть пополам. Но Смерть лишь удвоилась и засмеялась, а на земле началась страшная война. Севар снова взмахнул мечом. Но Смерть лишь учетверилась и засмеялась четырьмя разными голосами, а на земле во всех царствах начались страшные глады и моры. Смерть поблагодарила Севара за умножение своё и сказала:
– За это я дам тебе шанс. Садись и играй со мной в шахматы. Если выиграешь, я умру.
И они сели играть в шахматы, сделанные из человеческих костей.
И Севар выиграл. Но когда он оглянулся, то увидел, что прошло много миллионов лет.
16 сентября 2000 года
***
Сидят в бане Феллини и Бертолуччи. Приходит к ним Антониони. А это оказывается вовсе не Антониони, а Лилиана Кавани, просто у неё после съёмок “Франциска” хер вырос. Как Феллини и Бертолуччи это увидели, так у них херы и повыпадали. И Бертолуччи пошёл и снял “Последнее танго в Париже”, а Феллини “Восемь с половиной”.
Как-то раз встречает Параджанов Пазолини и говорит ему: “Что ж ты, Пьер Паоло, фильмы снимаешь больно на мои похожие?” А Пазолини ему отвечает: “Просто мы, грузины, и вы, итальянцы, одних и тех же древних корней.” Параджанов задумался, а потом говорит: “Подожди, Пьер Паоло, это мы грузины, а вы – итальянцы!” А Пазолини поморщился и отвечает: “Какая разница, всё равно все умрём. Пойдём лучше в баню”.
Приходят они в баню, а там Гильденстерн и Розенкранц кораблики бумажные пускают. Казалось бы чего такого, но Пазолини после этого снял “Сало или сто двадцать дней Содома”, а Параджанов – “Ашик-Кериб”.
16 сентября 2000 года
***
Самые идеальные романы мы переживаем в своём воображении. Они лишены всяческой боли и пресного привкуса реальности. Они начинаются, когда мы захотим, проходят, как нам заблагорассудится, и так же заканчиваются. Они текут в те страны и по тем местам, которые мы сами выбираем. Тут мы сами себе боги и вершители судеб.
Единственный минус – в них нет непредсказуемости и ощущения, которое можно назвать “плыть по течению”, ибо мы сами и есть течение. В них нет непонятной изящности, какую носит лишь воображение Бога, неисповедимости и венерических заболеваний. Они туманны и далеки от нас, как прошлые жизни, плавающие на дне нашей бездонной памяти. В сущности своей они являются душевным онанизмом. Это нормально и полезно в тринадцать, но не в тридцать. Нет-нет, я прощаюсь с подростковыми прыщами, онанизмом и религиозным ужасом перед женщинами. Если Господь бросит мне яблоко, я поймаю его. А тараторить: “халва, халва”, оставляю мёртвым, импотентам и подросткам (да простят они мне, что я их так сегодня склоняю).
И посему я снова и снова твержу свою молитву: “освежите меня яблоками моих снов, ибо я изнемогаю без любви. Любовь люта, как смерть. А её отсутствие, как сто смертей. Напоите меня водой живой, ибо я мёртв. И пусть всем будет хорошо, как Богу. Всем, всем, всем… И Винни-Пуху тоже.
В.Р.
27 февраля 1999 года
***
Кажется, что женщина способна спасти от тоски и печали, тоски не по ней и печали не от неё. Хочется в это верить. И верим. А ещё более верим, что чем более она стройна и красива, тем более в ней сокрыто чар от тоски и печали, тоски не по ней и печали не от неё.
И любимые и преданные женщины мучаются и ненавидят нас, мятущихся, меняющих шило на мыло, слизывающих неясный образ, высасывающих всё мыло и находящих всё ту же пустоту, всё то же жало в язык наш. И на утро с новой силой возвращается тоска и печаль.
Но нас манит к ним. Мы лежим в океане пустоты и умираем. И если вдалеке показывается парус, любой, любой, плывём к нему из последних сил. А парус оказывается то чайкой, то корягой, то миражом.
Но может быть, после тысяч чаек, коряг, миражей, сморщенных и порванных парусов, появится настоящий парус, стройный, свежий, ветром расправленный и несомый к берегу милому, посланный тебе на спасение от тоски и печали именно по этому единственному парусу, белому как самый чистый первый снег.
1999 год
***
У нас есть только время. Всё остальное мы лепим из него.
20 сентября 2000 года
***
Летом в деревне мухи стремительны и надоедливы. Их много, как китайцев, и убить их не так-то просто. Они мешают спать и работать, залетают в супы и рты, садятся на хлеб и переносят заразу.
Осенью, когда приезжаешь в холодный пустой дом, они спят в щелях, между внутренним и внешним стеклами, между жизнью и смертью, между двух миров. Ты разжигаешь печь, бросаешь в её пасть дрова, и они старчески стонут; а мухи, постепенно отогреваясь, просыпаются, выползают, сонные и вялые, и сидят на стёклах, иногда медленно передвигаясь, протяжно и жалобно жужжа. Не состовляет никакого труда передавить их всех за считанные минуты. Надо только взять какую-нибудь газетку или тряпочку, чтобы не испачкаться. Чрезвычайно удобно это сделать обыкновенным спичечным коробком, в котором закончились спички.
22 сентября 2000 года
***
На лице человека написано не только его прошлое, но и будущее.
23 сентября 2000 года
***
22 сентября 2000 года от Рождества Христова мне было видение. В лике моей возлюбленной я видел в течение нескольких минут лицо известного актёра Александра Домогарова. Потом видение исчезло и более не посещало меня.
22 сентября 2000 года
***
Вся жизнь моя, несомненно, была ошибкой. Но глупо думать, что я мог её избежать.
16 октября 2000 года
***
– Мы замерзаем, – сказала она, – у нас нет больше дров.
Он протянул руку. Она взяла топор и, отрубив её, бросила в печь.
Огонь в их избушке на краю леса возгорелся с новой силой и больше никогда не гас.
23 сентября 2000 года
***
Один древний и могущественнейший владыка увидел однажды сон. Ему приснилось, что он умер. Проснувшись, владыка первый раз в жизни испытал страх смерти. Он созвал всех своих приближённых и рассказал о своём сне и страхе. Его верный визирь сказал, что страх скоро пройдёт. Но страх не проходил и разрастался в сердце владыки с каждым днём. Тогда владыка приказал построить укреплённый замок, обнести его со всех сторон огромной отвесной стеной, и поселился в нём один, никого к себе не пуская.
Прошло сто лет, а смерть не пришла даже к подножию стен.
Прошло ещё сто лет. Потом ещё. И насчитал владыка себе триста двадцать восемь лет, а смерти так и не увидел. Удивился владыка, что смерть не приходит к нему, и пошёл сам её искать. Через несколько дней он нашёл её в зачумлённом городе и спросил, почему она не приходит за ним.
– Дурак, – ответила смерть, – ты уже давно умер.
– Когда же это произошло? – удивился владыка.
– Когда ты начал возводить замок и стену, – ответила смерть.
сентябрь 2000 года
***
Он стал гулять. Она узнала об этом. Напоила его (а работала она фельдшером) и кастрировала. Он на утро, проспавшись, изрубил её топором на куски и закопал в лесу. Вернувшись домой, повесился.
Вот, собственно, и всё.
23 сентября 2000 год
***
Однажды, когда С. поздним вечером возвращался домой по пустому городу, ему было видение. Он увидел себя в большом, но уютном доме. В нём было много комнат. С. зашёл в светлую спальню. Постель была не заправлена и ещё хранила тепло хозяев. Вслед за спальней находился кабинет, более напоминавший библиотеку. Также там были домовая церковь, столовая, гостиная, бильярдная и пять незаселённых комнат. На первом этаже была большая терраса, комнаты для прислуги и кухня. Дом находился среди сосен, подступающих к морскому берегу. Из воды вышла красивая девушка с белыми волосами и позвала С. по имени. С. вышел из дома, разделся и, искупавшись в море, лёг рядом с ней на горячий песок. Слуга весь в белом принёс ей на серебряном подносе бокал красного вина, а ему – рюмку текилы с лимоном и солью; вежливо поклонился и исчез в доме. Вместе с ним исчезло и видение.
С тех пор это видение стало для С. мечтой. Каждый день С., не покладая рук, стремился к её осуществлению.
Шли годы; и вот наконец-то настал долгожданный день. С. и девушка, ставшая час назад его женой, въехали в шикарный, но уютный дом на берегу моря. После долгой и прекрасной брачной ночи, поздно проснувшись, молодожёны спустились к морю. Кричали чайки, волны с шумом набегали на берег, и никого кроме С. и его жены здесь не было, потому что всё это принадлежало только им одним. Они улеглись на горячий песок. Она играла его волосами, а он любовался её красотой и красотой этого места. Всё было точь-в-точь, как в том далёком видении. «Сейчас из дома выйдет слуга» – подумал С. И действительно дверь дома бесшумно открылась, и из неё вышел слуга весь в белом, неся в руке серебряный поднос. Он подошёл к ним и подал ей бокал красного вина, а ему текилу с лимоном…
Вдруг лицо С. перекосилось, и он безудержно зарыдал.
– Что случилось? – испугалась его жена, не зная, что делать.
И С. сквозь слёзы прошептал:
– Текила без соли!..
18 октября 2000 года
***
Из комнат раздаётся скрип кроватей. Это прекрасно. Жаль только, моя кровать сегодня молчит. Она пуста и холодна. Но когда-нибудь она снова заговорит, оживёт и расскажет множество интересных историй, разрежет тишину скрипом, воздух наполнится стонами, а тела покроются поцелуями, как цветами. Вот так вот!
23 октября 2000 года
***
Сегодня ночью я скакал на белом коне вдоль реки. Конь взлетал всё стремительней и выше. Пейзаж постоянно менялся: то это был город, то его окраина, то совсем глухие места. Наконец, мы низринулись с крыши какого-то большого дома вниз, на дорогу, покрытую асфальтом, и плавно опустились на неё.
К чему бы это?
25 октября 2000 года
***
Он танцевал, как человек, которому очень плохо.
27 октября 2000 года