Выходной

(Уроки написания рассказов, взятые у Хулио Кортасара, который в свою очередь брал их у Хорхе Луиса Борхеса и Биоя Касареса.)

Где-то на юге Аргентины птица кокуйя расправляет крылья.

Какое прекрасное занятие в свой первый за три недели работы на телевидении выходной съездить с утречка к сестре и поболтать с ней ни о чём.

Какое прекрасное занятие, выйдя от сестры, когда ещё не поздно, светит солнце и впереди половина выходного, подождать у трамвайной остановки этот весёлый гроб на колёсах. А когда он сложит двери гармошкой, улыбнуться и пойти до метро пешком, сунув правую руку в карман брюк, чуть отогнув тем самым край белого свитера, и показывать всем невидимую фигу. Идти, немного сощурив глаза, и думать, что похож на Роберта де Ниро.

Какое прекрасное занятие, споткнувшись обо что-нибудь по дороге, громко и цветисто выругаться, а потом так же громко рассмеяться.

Какое прекрасное занятие увидеть, наконец, что пришла осень, в очаровании начала, и, когда в ушах ещё звучит музыка, поезд метро дёрнулся, застыл… и понёсся, – тоже понестись, вцепившись в белый лист бумаги, застрочить шариковой ручкой по девственным снегам и забрызгать их синей кровью.

Какое прекрасное занятие, валяясь в ослепительных снегах бумаги, купаясь в синей крови, понять, что всё-таки он пришёл, наступил… Выходной. День выхода из тени на свет, день седьмый, день воскресения, день благословенный и освященный, день четвёртой заповеди, день отдыха Господня, Бога Авраама, Бога Исаака и Бога Иакова, Бога не мёртвых, но живых. День свободы и покоя. Свободы от работы своей, от поручений и дел её. Не надо бегать начальству за пивом, не надо встречать неуёмных зрителей, не надо залезать на потолок маленькой вселенной – студии номер 13 – где жарко от софитов, как от Премудрости Божией, как от волн геенских… не надо сыпать с каменных небес из холщового мешка жгуче красные листья из мягкой пластмассы на читающего там, внизу, в камеру, Юрия Петровича: «Октябрь уж наступил – уж роща отряхает – Последние листы с нагих своих ветвей»… не надо держаться изо всех сил за металлический поручень с вековой пылью, которую никто не отёр и не поднёс уксуса утолить жажду, держаться, чтобы не полететь вниз, как Карлсон, у которого отказал пропеллер, вместе с заманчивыми жгуче красными листьями из мягкой пластмассы к тихому холоду бетонного пола, полететь по закону притяжения земли (а земля, на самом деле, притягивает, я знаю), полететь, потому что нельзя, полететь, чтобы прервать всю цепь желаний, унижений и обид присущих телу, полететь, чтобы видеть сны, чтобы бетон разнёс обо мне весть по всей студии от края её до края, обо мне все узнали, узнали, что я есть, был… чтобы меня стало много, и я преодолел законы природы, преодолел пространство, единство времени и пространства, я путаюсь… в одно время мои мозги оказались бы в другом краю вселенной нежели ноги и испачкали идеально выглаженные брюки Юрия Петровича. День свободы и покоя. День смерти.

Выходной. И можно предаться старой моей любви, в который раз лишать девственности нетронутый лист, подуть на него тёплым дыханием, чтобы растаял снег, и вошла жизнь в этот мёртвый лист. Я окунусь в воду слов, встану под их поток, смою все обиды и сожаления, поплыву из лета Господня по течению самой быстрой реки и впаду в осень. Напишу о том, что произошло вчера. О том, что администратор такой-то двадцати двух лет, по замыслу режиссёра Коца, полез наверх 13-ой студии ТТЦ «Останкино», чтобы бросать оттуда листья, не удержался и упал вместе с ними.

осень 1999 года