Сирень
«И расцветает фиолетовыми цветами рай-дерево».
Алексей Ремизов
Полупустой вагон ворвался на улицу и сбавил скорость. Молодая зелень колыхалась от ветра, и где-то там внизу цвела сирень, потому что она всегда цветёт в мае. Небо было ясное, на листьях лежали свежие капли. Полная луна висела ярко и совсем близко. Дремавший с букетом лилий мужчина открыл глаза и посмотрел за окно, качаясь вместе с вагоном с детства знакомым ритмом. Ту-ту – ту-ту, ту-ту – ту-ту, ту-ту – ту-ту…
Когда поезд остановился и открылись двери, в вагон заструился запах мая вместе со звуками гармони и народных песен – в парке на асфальтированной дороге среди берёз веселились дедки и старушки.
Поезд выдержал паузу, будто заманивая. Мужчина глубоко вдохнул и сделал движение вперёд, но на самом деле просто поменял положение скрещенных ног. Двери закрылись.
Проехав ещё немного по улице, вагон вернулся во мрак туннеля. Послышался пронзительный скрежет и увеличилась скорость, как скорость падения в пустоту. Глаза мужчины снова прикрылись.
Его разбудил стриженный паренёк:
– Приехали!
– …поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны, – прогнусавил динамик.
Освобождённый от людей поезд после отмашки молоденькой девушки в синем с красной шапкой на голове поехал в депо. Красная Шапочка, можно я тебя съем?.. Не ешь, Серый Волк, меня ждут дома муж и дети!.. Хорошо, Иван Царевич, я тебе помогу, садись на меня… И дали Ивану Царевичу в жёны Елену Прекрасную, Василиссу Премудрую и Марью Бессмертную, а Серый Волк остался жить при них…
Выйдя из метро, мужчина увидел троллейбус, но не побежал к нему, и троллейбус ушёл. Мужчина посмотрел на часы и стрельнул покурить. Курил он как-то не совсем умело, толком не затягиваясь; один раз даже закашлял. На остановке ругались и воняли два бомжа. На другой стороне шоссе возвышался автовокзал, похожий на огромный корабль, сверкающий в ночи множеством огней.
Следующий троллейбус пришёл минут через восемь. Мужчина сел в него и на второй сошёл, не пробив талончика. Впрочем, у него в кармане мог лежать проездной.
Он перешёл дорогу, прошёл метров десять, свернул налево и вошёл в четвёртый подъезд девятиэтажного панельного дома грязно-белого цвета. Рядом с подъездом росла сирень, будто специально подсвеченная фонарём.
Мужчина поднялся пешком на второй этаж, открыл ключом дверь и зажёг в коридоре свет.
– Ты уже спишь? – сказал он в чёрный проём комнатной двери. – Ничего-ничего, не беспокойся, я сам всё сделаю.
Он закрыл дверь, положил цветы на тумбочку, скинул лёгкий плащ, разулся и надел тёмно-синие тапки.
– Уже гашу, – захватив с тумбочки цветы, он в потёмках дошёл до кухни и включил в ней свет.
– Я купил твои любимые лилии.
Он поставил четыре ветки лилий в вазу.
– Извини, что задержался. Много работы. Совсем не успеваем, Галя ходит злая как собака и на всех рычит. Я скучал по тебе.
Он поставил чайник, достал из холодильника три яйца, одно упало и разбилось, а из двух он сделал яичницу.
– Мироновы приглашали к себе на дачу. Но я отказался, сказал, что нет времени. Я же знаю, ты их не любишь.
Он поел, помыл посуду и зашёл в ванную. Выйдя, захватил вазу с цветами и пошёл в комнату. Включил в ней свет, поставил вазу на стол и сел в кресло напротив телевизора.
В комнате стоял бельевой шкаф, пара стульев, на стенах висели книжные полки, на столе была голубая чашка с чёрной жижей на дне. Около шкафа – постель, раскинувшая жёлтое, как пески пустыни, покрывало.
Он включил телевизор и погулял по программам: где-то играли в футбол и купленный хорват, забивший гол, взбесившись от радости, убегал от своих же… наигранно плакала актриса и шутил негр… неврастенично играли Бетховена… пели педерасты… За ними оказался закончивший эфир канал. Около минуты он смотрел в его рябь и вслушивался в его шум.
Он погасил телевизор, полистал журнал, потом достал с полки книгу – и тоже отложил. Подошёл к балкону, отворил дверь и вышел в майскую ночь. Тишину нарушал шум – неподалёку ремонтировали дорогу.
– Какая ночь, правда?
Из темноты вынырнул мотылёк, покружился рядом с его лицом, рассказал свой секрет и снова скрылся в ночи.
Внизу была аптека, работающая круглосуточно, и ларёк; вверху – фонарь, освещающий улицу, и луна. Прямо перед его лицом опять же цвела сирень. Везде почему-то цвела сирень.
Послышались чьи-то шаги с огоньком сигареты и смолкли. Он перегнулся через границу балкона, надломил ветку сирени… Но как-то неуклюже. Ветка не удержалась в его руках и упала.
Он смотрел на сломанную ветку расцветшей сирени, лежащую на мокром освещённом асфальте…
Вернулся в комнату, не спеша разделся, погасил свет и, когда уже лёг в постель, сказал:
– Спокойной ночи, любимая.
А с той стороны окна, как поцелуй, на стекло нежно опустился мотылёк.
К О Н Е Ц
июнь 1998 года