Глава тринадцатая
***
Мысли, чувства, переживания… Но однажды ты понимаешь, что ничего этого нет и в помине. Внутри тебя волны. Тёплые и холодные, спокойные и бурлящие, они бьются о камни, бьются о парапет. Внутри тебя – море. Вода плещется в полумраке бухты и когда-то выйдет из берегов этой клетки, за пределы тьмы, за пределы твоих пределов, напролом всех чувств и переживаний, напролом времени, пространства и мыслей о славе, деньгах и женщинах.
30 мая 2008 года
***
Я дал себе слово, что это случится только, когда не будет никаких сомнений. Пришло, пора!.. Но время шло, время утекало, я слышал его удаляющееся шуршание, я засуетился и уговорил себя, что «пришло», «пора». И теперь живу с этим.
Но иногда мне кажется, что я просто не дождался. Мне не хватило всего нескольких минут… Сел в первый попавшийся поезд (троллейбус, трамвай или что это было?), а ты как раз пришла на остановку.
30 мая 2008 года
***
Жизнь – череда выборов и решений. Они определяют то, как мы проживём свою короткую длинную жизнь. А вот выборов-то мы и не делаем, решений не принимаем. Всё как-то случайно, само собой… Родители решили, подвернулось под руку. Или подо что-то там ещё. Берём, что ближе, что удобней, что легче и проще. Фаталисты, блядь…
30 мая 2008 года
***
Зашёл в три церкви в незнакомом городе. Длинная ограда и не понятно, где вход. И все три раза я не угадывал, куда идти, чтобы ближе, быстрее ко входу. Делал почти полный круг и только тогда находил открытые ворота.
Видимо, судьба моя такая не лететь наикратчайшим путём прямо в цель, а блуждать в тумане, бродить, нарезая круги, около церковных стен. Но вход всё-таки найти.
30 мая 2008 года
***
В Новосибирске, в супермаркете, там, где вход, написано: «Вход. Порошок не входи!» А на выходе: «Выход. Порошок уходи!»
30 мая 2008 года
***
Новониколаевск куда приятнее уху и сердцу, чем Новосибирск. Да что тут судачить, там до сих пор Красный проспект, Площадь Ленина…
30 мая 2008 года
***
Мир Кафки настолько абсурден, что становится реальным. Мы начинаем без всяческих сомнений, вопреки законам логики и здравого рассудка, верить, что можно постучать в случайно встреченные ворота или даже просто пройти мимо них, и быть осуждённым безо всякой надежды на освобождение; можно быть арестованным без объявления вины; можно в одно прекрасное утро превратиться в страшное насекомое… и ещё множество подобных, невероятных, диких и невозможных вещей становятся для нас совершенно реальными.
4 июня 2008 года
***
Есть такая опасность, такое может случиться, что где-нибудь в клубе или в кафе твою любовь увидит кто-то. Кто-то очень кто-то. И этот очень кто-то может забрать твою любовь. Ты останешься без неё, и тебе будет очень плохо. Ты будешь страдать и плакать. Но не сможешь вернуть свою любовь. Он её заберёт. Не навсегда, нет. Она с ним тоже будет недолго. Но к тебе она уже не вернётся. Извини, но такое может случиться.
3 августа 2008 года
***
С самого начала, по какому-то нелепому закону самой настоящей подлости, получалось так, что тем, кто нравился мне, не нравился я. А кому нравился я – не нравились мне.
Но несколько счастливых исключений всё-таки было.
3 августа 2008 года
***
Раньше в поездках мне всегда уступали место у окна, и я смотрел заворожённо и жадно на облака и города. Теперь место у окна я уступаю дочери. И она смотрит туда, куда смотрел раньше я, открывает то, что открывал когда-то я, идёт по следу. Так, с малого, мы уступаем места, уступаем дорогу, уступаем жизнь. Уступаем добровольно. Уходим понемногу и постепенно. Растворяемся в тех, кто идёт по нам после нас.
Из деликатности совсем незнакомые люди начинают нам в ответ уступать места в транспорте.
17 августа 2008 года
***
Отдых в Турции похож на Остров Дураков. Все едят до отвала, пьют, спят, купаются, лениво поджариваются на солнце, переворачиваясь с одной стороны себя на другую, снова едят, пьют, спят… И так по заколдованному порочному кругу. И когда милые, уставшие некогда люди, к концу отпуска становятся свиноподобны телом и душою, то, что ж, в этом нет ничего удивительного. А если парочку для полноты картины напоследок ещё и прирежут, а потом сготовят в виде деликатеса для следующей партии отдыхающих, то и в этом я не вижу ничего особенного. Вполне, по-моему, логичное завершение сего достойнейшего и столь распространённого в наши дни времяпрепровождения. И воистину истина, что каждый умрёт той смертью, которую придумает сам…
17 августа 2008 года
***
А девочки кричат: «Энимэйшен»! И в воздух лифчики бросают… И голоса у девочек некрасивые. Их слушаешь, смотришь на них, и, может быть, впервые не хочется, что бы тебе снова было семнадцать. Совсем не хочется. Даже странно.
25 августа 2008 года
***
После отпуска, как после болезни. Прежняя, привычная жизнь не даётся. Всё как в тумане, как во сне. Как-то не так всё. Ты вяло передвигаешься, раскладываешь вещи по старым местам…
Мы возвращаемся. Возвращаемся другими. А всё – такое же, как было. До отпуска. До болезни.
А если ты ещё встретил там, где отдыхал – жарился на солнце, бродил по зачарованным чужим городам – если ты там ещё встретил человека, который теперь стоит перед твоими глазами, не хочет уходить и даже снится… Тогда совсем плохо.
А ведь всё так хорошо начиналось. Вы познакомились, ходили вместе на море или гуляли по городу, вместе ели, выпивали, много смеялись, шутили… Всё было так легко и необременительно, просто ещё одна опция, включённая в путёвку – романтическое знакомство.
Почему же теперь лёгкость обернулась тяжестью и стала невыносима, вино превратилось в кровь, море – в слёзы? И тот человек, что был рассчитан ровно на девять дней и десять ночей, не хочет исчезать, стираться, переворачиваться, как прочитанный, прожитый лист. Какой-то сбой в программе. Ловушка какая-то. Заело в мире что-то и в тебе…
Дружок, хочешь, я расскажу тебе сказку… хочешь, я расскажу тебе сказку… хочешь, я расскажу тебе сказку…
25-26 августа 2008 года
***
Душу можно проверять на детях. Если дети раздражают, значит, с душой что-то не так.
28 августа 2008 года
***
Позвонил Свет:
– Лёля, ты знаешь, Бори больше нет… Повесился… В гостинице… В Риге…
Она прослезилась. Разрыдалась, когда уже Свет повесил трубку. Ей стало невыносимо тоскливо и больно. Очень жалко его. Но между тем, очень отчётливо, она ощутила удовлетворение. Что-то такое промелькнуло… Я так и знала… Этим и должно было кончиться… Остался бы со мной…
19 сентября 2008 года
***
Прямо в ухо, матом…
– Нах, сегодня отправил… Нах, завтра примут, блядь… Нах, Свете позвонил, нах, Сергею Петровичу надо подарок купить…
А ты в этот момент думал, ну, не знаю… об образе Ивана Грозного у Эйзенштейна. И сбежать от этого мата невозможно. Прямо в ухо, и впереди люди, и сзади… Наступают на пятки, пачкают брюки, толкают в бок… Пьяные матросы… Развернуться бы и съездить по губам… Или просто что-то сказать…
– Какого фуя… ты, блядь, материшься, пидер, на самое-то ухо, мудило!..
И было… пьяные матросы… снег… мокрый снег в лицо… я развернулся и залепил по губам… матроска упала… снег в лицо… земля перевернулась… сапоги… мат… хлопок…
И вдруг сразу стало тепло и фиолетово. Всё равно стало как-то вдруг.
19 сентября 2008 года
***
Я помню, как впервые ощутил и понял зыбкость… не мира, а зыбкость себя. Я осознал, что никогда не буду одним и тем же. Я буду меняться, и «меня» будет много. И эти многия «я» будут разными. Но я не ощутил от этого радости. Наоборот, я ощутил, будто меня нет. Я потерял в тот момент целостность самого себя. И понял, что жить с этим будет нелегко. Сложно будет жить. Я не могу давать слов и обещаний. Потому что давать их будет один человек, а выполнять уже другой. И так с любым выбором. Выбирает один, а живёт с этим другой. И со временем, чем глубже я заходил в сумрачную чащу, тем всё сложнее было представить, что будет дальше, предугадать, каким я буду, чего буду хотеть, что любить и ненавидеть. До этого я был уверен, что, полюбив что-то, я буду любить это всегда. Но оказалось-то всё совсем не так. Совсем по-другому оказалось. А та поляна, наполненная солнцем вперемежку с июльским дождём и оттого радугой, земляничная поляна с сосновыми иглами под босыми ногами, где всё было понятно и решено… Где она теперь, эта поляна навсегда?
9 января 2009 года
***
Помню, как лет в четырнадцать дал отцу книжку с текстами Цоя. Отец взял, прочитал, потом что-то сказал, что-то похвалил, что-то выделил… Не помню точно, что он говорил тогда, но он меня понял, понял, почему мне это так нравится, отнёсся к этому серьёзно и говорил со мной как с равным. Я был очень рад этому. Горд и рад. И за Цоя, и за себя, так его любившего.
Сейчас я понимаю, что, может, ему и не особенно понравилось, но он проявил внимание, такт и мудрость. Хотя ему это было вообще-то не очень свойственно. Но он так поступил. А для меня это тогда было очень важно.
Теперь, когда я хочу вспомнить об отце что-нибудь хорошее, я часто вспоминаю тот разговор. Были и другие. Но этот почему-то засел в память особо.
9 января 2009 года
***
Весёлкину трамваем отрезало ногу.
Эта фраза вызывает у меня смех. Невольно, конечно. И нерадостно. Но вызывает. Я пытаюсь не смеяться. Не хихикать внутренне. Но от этого только хуже.
А ведь Весёлкин – реальный человек. Я помню, как он прекрасно танцевал в «АукцЫоне»… И ему действительно отрезало трамваем ногу. Как уж это произошло, я не знаю. И если быть точным, то трамвай ногу только повредил, а отрезали её уже в больнице. Но, тем не менее, факт остаётся фактом. Человек лишился ноги. Смеяться над чужой бедой плохо. Но фраза-то и, правда, смешная. Такая хармсовская. Ну, как над ней, ну, хотя бы не улыбнуться…
Так во мне борются этика и эстетика. И эстетика побеждает. К сожалению.
17 января 2009 года
***
Посажу дерево и сына. Чтобы, блядь, Мандельштамом вырос!..
17 января 2009 года
***
Сижу, пью виски с селёдкой, смотрю футбол и порнуху. То футбол, то порнуху. А потом ставлю «Мy way» Синатры. Я тону в его мёдоточивости. Боже мой, Фрэнки, что ты со мной делаешь!.. Перестань… Я тону! Я – женщина… Я – река… Боже, Фрэнки… Я – водопад! Я – мировой океан!!!
Фрэнки, Фрэнки… Я снова ручеёк… Я снова пересох…
Футбол и порнуха! Вот мой девиз отныне. Мой пароль! Пароле, пароле, пароле… Футбол и порнуха. Ничего себе сочетание… Как виски с селёдкой.
К о м м е н т а т о р. Ваше дело отнимать мячи и отдавать ближнему!
Я устал быть грустным.
когда-то
***
Когда он что-то писал, и это было на что-то и на кого-то похоже – ему нравилось, он чувствовал под ногами почву, и ему казалось, что написал что-то хорошее. А когда писал что-то своё, ни на кого не похожее, он пугался, терялся и никому не показывал.
28 января 2009 года
***
Когда я был юн, времени не было. Это должно было продолжаться и продолжаться. Волшебное марево, полное безвременье… Мы так любили друг друга, умилялись вместе с днями, играли… в мафию, в прятки, гасили свет и прятались в большой четырёхкомнатной квартире – на улицу не выходить! – танцевали медленные танцы почему-то под «Scorpions», и я впервые ощущал женщину так близко от себя…
Мне кажется, что время появилось с первой смертью. По инерции какое-то время времени по-прежнему не было. Оно уже появилось, но ещё не ощущалось. Мы его не замечали. Потом игнорировали. Но это становилось всё более нарочито. Кто-то продолжает заниматься этим до сих пор. По-моему, им осталось недолго.
И вот звон колоколов, пригоршни конфет и монет взметались из разжатых ладоней салютами в воздух, рожденье первенцев, престижные работы… И стало не до игрищ. Время вползло в нашу жизнь стареющей подвыпившей бабой. Оно желеобразно, смеясь и облизываясь, заполонило всё наше пространство, оплывшей свечой накапало, наблевало. И нам стало негде играть в мафию и прятки, выключать свет и танцевать медленные танцы. Да и зачем, теперь все всё знали про женское тело, со всех ракурсов и точек, чудо исчезло, познание как-то быстро скомкалось и закончилось, жизнь перестала быть безмятежной игрой и танцами теней в маленькой комнате со свечами.
Но самое поразительное, что чем времени становилось больше, тем его почему-то оказывалось меньше.
Когда я был юн, времени не было, так же, как его не станет в конце времён.
январь 2009 года
***
Спасибо всем, кто мне дал. Последней бляди, даже той, что была со мной за деньги. Спасибо вам. Я слизывал с вас любовь. Я входил в вас, а попадал в вечность. В каждой из вас я видел осколки рая. Он рассыпался на вас, как лепестки роз. На красивых и убогих. На всех. В каждой из вас живёт искорка другого огня и другого света. Вы идёте, последняя из вас идёт впереди меня в Царствие Небесное…
А куда иду я? Пивший вас и не сумевший напиться? Трезвый на пиру и печальный. Опустошённый и безразличный. Куда иду я? Камо гряду? Почему рай в моих руках обращается во что-то другое… И есть ли, есть ли там рай для неверных?..
когда-то
***
Утро человека началось с радости.
На балкон на втором этаже вышел человек в зеленоватом махровом халате. На его голове была сеточка для волос. В зубах – коричневая сигарета на мундштуке. Человек огляделся вокруг. Была весна. Месяц май. Цвела сирень, во дворе играли дети, скучали родители, лениво охотились кошки, шумела крыльями стая голубей… Было около часа по полудни какого-то субботнего или воскресного дня.
Человек оглянул всю эту пастораль, зевнул и… встретившись глазами с девочкой лет пяти, широким, красивым, хорошо отточенным, почти цирковым жестом распахнул полу халата…
– Мама, мама, там дядя без трусов! – засмеялась девочка.
Но никакого дяди на балконе уже не было. А была тётя, которая ела банан.
28 января 2009 года
***
Автору продолжает не давать покоя тема слияния любви и литературы. Вот что он пишет на этот раз:
«И раскрыл я книгу и стал шептать слова её во все уголки твоего тела».
Что тут скажешь… Если Борхесу рай представлялся бесконечной библиотекой, то нашему пострелу в подобном раю явно будет не хватать некоего количества особей женского пола. Чтобы было кому нашёптывать тексты старинных – и не очень – фолиантов. В разные уголки тела.
12 апреля 2009
***
Любовь – это когда перестают разбегаться глаза.
12 апреля 2009
***
Преодоление себя. Всегда, во всём. Каждое утро, каждый день… Преодолевать себя, как претерпевать печаль.
2 февраля 2009 года
***
Я не умею плавать. Не вожу автомобиль. Не знаю английского. И никакого другого языка, кроме своего родного. Он, правда, великий и могучий. Но и его я знаю не очень хорошо. Часто говорю неправильно, пишу с ошибками. Я ничего не могу сделать руками своими. Только разве что забить гвоздь или вкрутить лампочку. Но велика вероятность, что я попаду себе по пальцу, гвоздь погнётся, а лампочка подозрительно скоро перегорит… Я не читал «Войну и мир». И «Анну Каренину» тоже. А ведь есть люди, которые не то что читали, а по нескольку раз. И могут даже объёмные отрывки воспроизводить по памяти. А Толстой так вообще всех переплюнул. Он это ещё и написал. А потом переписал. И не раз… Но вернёмся ко мне. Я даже «Двенадцать стульев» не читал, что уж совсем постыдно. В постели я… ну, ладно это мы опустим.
Господи, ну почему я такой урод?!
17 апреля 2009 года
***
Таксисты в Самаре, те, что везут вас из аэропорта в гостиницу, уверены, что самые красивые девушки живут в их городе. С ними категорически не согласны водители из Краснодара. У новосибирских шофёров на этот счёт своё мнение.
А я уверен, что самые красивые женщины живут у меня в шкафу.
17 апреля 2009 года
***
Коммунист от Бога.
30 сентября 2009 года
***
Дураком жил, дураком помру… А родился умным!
1 октябрь 2009 года
ЧАПЛИН И ДРУГИЕ
Человек, который видел Чаплина, становится другим человеком. Теперь он тот, кто видел Чаплина…
ноябрь 2009 года
***
Вот так кто-нибудь шепнёт на ухо: «Как ты вкусно пахнешь»!.. Или ещё какой-нибудь пустяк. И твой мир, твой покой, который ты с таким трудом изо дня в день собирал по пылинкам, рушится в один миг. Столько трудов – и впустую, всего из-за нескольких слов, нашептанных на ухо… И откуда у них такая власть над нами? Достаточно одного слова, взгляда, наклона головы и правильного света. И ты теряешь голову, плохо спишь, без аппетита ешь, смуть какая-то поселяется внутри тебя, будто тебе снова четырнадцать лет. А к врачу не идёшь. Чего к нему идти? Нет такой болезни «любовь». Никто тебе не даст больничный и не выпишет никаких лекарств. А ведь именно сейчас так хочется никого не видеть, не слышать, ни с кем не разговаривать, ничего не делать, наглотаться таблеток, уснуть и видеть сны… где… шепчут на ухо: «Как ты вкусно пахнешь» и всякую прочую ерунду, местами неприличную, взгляды – молнии, увлекают тебя нежные прикосновения, как волны реки тихой лунной ночью, свет падает очень правильно и лица в этом освещении красивы, как никогда и нигде, среди шёпотов слышны крики, от которых вздрагивает сердце, но не от страха, как у Ингмара, а от сбывшихся снов.
27 декабря 2009 года, 27 февраля 2010
***
У меня такое ощущение, что мы все глупеем. Глупеем на глазах. Именно «мы». То есть я тоже. Вот за себя и говори, – скажете вы. И будете совершенно правы. Это, наверное, я глупею. То есть не «я тоже», и тем более не интеллигентское «и я», и не смиренное «я в первую очередь». А именно – я. Это я глупею. Глупею на глазах. У меня как-то стало не хватать аргументов. Даже не их отточенности и филигранности. А самих аргументов. Да и с тезисами плоховато. Я как-то перестал понимать, а собственно, что же я хочу сказать. На чём стою и стоять буду. Или не буду, а сойду на следующей, но пока стою. Я не понимаю, где стою, куда еду и еду ли вообще. Слова, слова, слова… Это блядское ЖЖ ещё. Вот я с леечкой!.. И все чего-то думают, считают, понимают, спорят, ржут, у всех своё мнение и понимание происходящего… Пора бы замолчать. Глядишь, за умного сойду.
24 января 2010 года
***
Именно здесь однажды мартом и родилась для меня Москва как любимый город. Это как девочка, с которой ты рос с самого детства, а потом вдруг в один прекрасный день понимаешь, что это не просто девочка, с которой ты бегал, играл во что-то, а ты её любишь.
23 февраля 2010 года
***
Никто не подсчитает, сколько пройдено здесь километров, намотано кругов, напутано узлов и завязано узелков на память, выпито литров не самых благородных напитков в подворотнях и дворах далёкого безденежного безвременья, отпущено в церквях… И мне – нам, если вы понимаете о чём я – ещё осталось несколько переулков, пара мест, где притаилось немного той Москвы, где родиться и жить настоящее счастье.
23 февраля 2010 года
БЫТЬ ГРЕГОРИ ПЕКОМ
Грегори Пек целовал Одри Хепберн. А ещё он целовал Эву Гарднер. И Ингрид Бергман. Понарошку целовал, в кино. А может и в жизни, кто его знает… Так что Грегори Пеку очень повезло. Да и умер он в 87 лет. Если после всего этого он ещё и попал в рай – что не исключено – то он просто о, счастливчик!.. И если выбирать джек-пот на миллион миллионов долларов или быть Грегори Пеком, то я, конечно же, не раздумывая, выбираю последнее…
24 февраля 2010 года
***
Среди поколения наших родителей очень много безотцовщины. Тех, кто видел своих отцов только на фотографиях. Причина хорошо известна – война. Однако у поколения наших детей с отцами тоже не густо. Но причина другая.
27 февраля 2010 года
