Отец яблок

Сад был яблоневым. Узкие благоухающие тропинки петляли, заводили в тупики (и тогда приходилось возвращаться назад), поворачивали направо, налево, уводили вглубь сада или, возможно, – садов. Слабый ветерок приводил в движение листья. День клонился к вечеру.

Из-за деревьев вышел крепкий маленький старичок с бородой в одежде священника и хитро на меня глянул.

– Здрасте, – запнулся я.

– Привет, – тут же ответствовал старик.

– Вы батюшка?

– Не-а.

– А чего на вас священнические ризы?

– Нравятся они мне, – ответил старик, умиляясь и поглаживая одежду. – Красивые!

– Да кто ж вы тогда такой?

– Я – Отец Яблок, – важно заявил старик и вдруг понёсся со всей мочи по тропинке.

– Нагоняй, дуралей! – крикнул он мне через плечо. – Догонишь – ояблочу, освежу яблоками во веки веков!..

И я побежал вслед за ним. Старик мчался, срывая на лету яблоки и швыряя их вверх. Яблоки превращались то в цветы, то в птиц, то в струи ледяной воды.

– Вода и горы, лёд и пламень! – кричал старик звонким голосом. – Нагоняй, молодость!.. Мы молодой весны гонцы, она нас выслала вперёд!..

Лето Господне, яблоки Божьи;

Вишни и сливы, Вишна и Кришна,

Каштаны-путаны да мы хулиганы!..

Я совсем запыхался, когда старик вбежал на небольшую поляну и плюхнулся прямо на траву лицом к небу. Я тоже свалился на землю и долго ещё не мог успокоить дыхание. Старик, казалось, совсем не устал.

– Ну и что мы будем делать? – спросил я, немного отдышавшись.

– Ты с кем разговариваешь? – спросил старик.

– Как с кем? С вами… – растерялся я.

– Ну и обращайся ко мне по имени да на «ты». Я ж тебе уже назвался.

– Ну и что мы будем делать… Отец Яблок?

Старик улыбнулся.

– Лежать на траве, смотреть в небо и думать о женщинах!

– А потом?

– Думать о женщинах, смотреть в небо и лежать на траве.

– И что же, ничего не будет происходить? – удивился я.

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– Ну, может быть, не сразу, потом… может, всё-таки что-нибудь произойдёт?

– Чтоб чего-нибудь происходило – это тебе в другое место надо. В другой рассказ. Здесь ничего не происходит. Никого не убивают, никого не похищают, здесь не надо спасать родину от межгалактических террористов с восточным акцентом и безжалостными сердцами. Здесь не надо выигрывать чемпионат, побеждать болезнь и доказывать в суде всей своей жизнью, что серо-буро-малиновые в крапинку улитки такие же улитки, как все остальные, и имеют право участвовать в выборах, как только достигнут положенного возраста. Здесь нельзя украсть, выиграть или даже просто найти миллион. Здесь нет супер-сыщиков и супер-героев. Здесь нет закрученного и острого, как бритва маньяка или как перец, сюжета, нет драйва и модных приколов. Здесь есть только я и мой сад. В некотором смысле, я и есть здешний сюжет. Мы будем лежать на траве, смотреть в облака и думать о женщинах. Иногда говорить, но немного. Вот и всё.

Старик помолчал и добавил:

– Ещё, правда, будет (или было) небольшое и банальное вкрапление о глупом маленьком человечке, сердце которого исполнилось печалью, и о том, как исполнился наяву один его сон и он увидел луч света среди ослепительного дождя.

Облака плыли белые и пушистые.

– Тебе какие больше нравятся? – спросил старик через несколько минут тишины.

– Какие кто?

– Женщины, дубина!

– Ну не знаю… – ответил я. – Разные.

– А мне – беленькие! Целую ночь на такую блондиночку смотрел бы да глаз не сводил! – сказал мечтательно Отец Яблок.

– Смотрел бы?

– Старый я стал, ничего уж не могу, а вот посмотреть-полюбоваться, это я завсегда рад! Локоны светлые на плечи спадают… Губки алые – вишенки спелые, улыбаются… Грудки – яблоки созревшие, наливные, с ягодкой сочной посередине, лебёдушки белые, как корабли, стоят, на волнах покачиваются, ветром, как паруса, вздымаются… Животик упругий, чуть круглый, с пупочком – ямочкой… Внизу – островок чёрный, сомкнутый!..

– Как же чёрный, она же блондинка!?

– Ну не знаю… Может, крашенная, – пожал плечами Отец Яблок. – Какая разница? Так лучше: волосы белые, а островок чёрный! Красота. Как одежды мои, сладостны они мне! Как же всё добрый Боженька устроил ладно да красиво! И, главное, сколько б не было – проходит время и снова желаем и жаждем, снова ищем… И так до скончания века. Как говорится, на всю жизнь не наешься…

– Красиво говорите, как по писанному.

– Я ж сказал – на «ты» и по имени отчеству!

– Красиво говоришь, Отец Яблок, – поправился я.

– Да, поговорить – это я умею! Вот только печально сердце твоё, голова! – повернул ко мне свою бороду старик и нагло уставился, прищурив левый глаз.

– Печально? Разве?..

– Ага. Печально!

– Да сам не знаю отчего…

– Отчего, отчего… От головы, конечно.

– Это как?

– Да думаешь много, вот и печаль.

И мы замолчали. Вспомнил я пустую набережную канала Москвы-Реки, жухлые сморщенные листья в асфальтных лужах и засаленные баржи, медленно плывущие по грязной воде.

– А ты почаще ко мне в сад заглядывай, – прервал старик мерное течение барж по каналу. – Погоняешься за мной немного, не догонишь, а потом на траве валяться будем да на облака глазеть!

– И думать о женщинах.

– Ну почему. Не только о женщинах. О многом, о разном… О тайнах всяких простых, о сложностях всяких лукавых!..

– Так ты ж сам говорил, что печаль моя от головы, оттого, что думаю много.

– Думать надо умеючи. Не головой, а сердцем. Тогда печаль пройдёт, тоска угаснет!

– Вот оно что… Ну а как это сердцем-то думать?

Отец Яблок не ответил. Я немного подождал.

– И ничего не будет происходить, – сказал я.

– Ничего, – кивнул бородой Отец Яблок.

Мы снова замолчали. Пахло травой, яблоками и вечером.

– Когда-нибудь я тебя научу. Или ты сам научишься… Впрочем, это одно и то же. Ну а пока тебе пора. От большого кислороду можно тронуться с уму и сказать себе: ту-ту!..

Отец Яблок отвесил мне шелбан.

– Но напоследок, хоть ты и не догнал меня, я тебя ояблочу, освежу яблоками. Не до скончания века, а так, немного. Чуть-чуть.

Чуть… чуть… чуть… – зашелестели деревья.

И прежде чем на землю пролился яблоневый дождь, прежде чем полетели разноцветные, как небольшие надувные шары, яблоки, которые падали бесшумно, мягко и совсем не больно – я успел посмотреть на облака.

Два из них, похожие на серебряные туманные корабли, подплывали сквозь зияющую меж двух огненных столбов узкую расщелину, узкое устье небесной реки, к чёрному, как зрачок, острову по середине бело-голубого золотого неба.